6. Сказав все это и скрепив свою речь свидетельскими показаниями целого ряда тут же находившихся родственников, Антипатр смолк. Тогда в качестве представителя интересов Архелая поднялся Николай [1339] и начал говорить, что все случившееся в храме скорее должно быть приписано самовольному поведению пострадавших, чем властным распоряжениям Архелая; ведь лица, решающиеся на такие предприятия, не только поступают гнусно с теми, кого они возбуждают, но и принуждают к насильственным мерам людей совершенно спокойных. Вполне ясно, что бунтовщики восстали на словах как бы против Архелая, в действительности же против императора. Ведь они напали на высланных вполне своевременно Архелаем воинов, которые должны были остановить их в дерзком начинании, и перебили их, не принимая во внимание ни близости Предвечного, ни святости праздника. За таких-то людей Антипатр выступил теперь ходатаем, потому ли, что желает насытить вражду свою к Архелаю, или оттого, что ненавидит голую истину. «Те, кто приступают неожиданно к насильственным действиям, именно и являются лицами, принуждающими других даже против воли браться за оружие для ограждения своей безопасности». Вместе с тем оратор привел целый ряд других возражений против доводов обвинителей, которые сами находились в числе советчиков [Архелая]: ничто, что облекается в форму обвинения, не произошло помимо их ведома. Впрочем, все это само по себе и не является преступным, но выставляется теперь таковым для того лишь, чтобы повредить Архелаю, ибо таково уже у них желание насолить родственнику, который оказал крайне важные услуги отцу своему, а по отношению к ним всегда выказывал родственные чувства и обходился с ними гуманно. При этом царь Ирод составил свое завещание в полном обладании умственными способностями, и это второе завещание уже потому действительнее первого, что царь предоставил Цезарю, как верховному правителю, право утвердить его по всем пунктам. [Я убежден, что] Цезарь никоим образом не последует примеру тех дерзких людей, которые, пользуясь всеми благами власти при жизни Ирода, теперь во всем нагло противодействуют его желаниям, причем не имеют даже права считать себя такими его слугами (каким является Архелай). Ведь Цезарь и не подумает нарушить последнюю волю человека, который постоянно и во всем следовал его указаниям, был его другом и сотрудником и написал свое завещание в уповании на его лояльность. Император по своей доблести и верности, которые известны всему миру, не последует примеру этих гнусных людей и не признает сумасбродным безумцем человека и царя, который назначил преемником своим достойного сына и в этом вполне уповал на преданность Цезаря. Ирод не мог ошибиться в выборе своего наследника, если он был настолько рассудителен, что решил все это оставить на утверждение императора.

7. Этим словом Николай закончил речь свою, Архелай же бросился к ногам Цезаря. Последний велел ему подняться и сказал, что он считает его вполне достойным престола. Этим он в достаточной мере ясно высказал свое личное на этот счет мнение и доказал, что он поступит совершенно сообразно завещанию и вполне примет во внимание интересы Архелая. Сейчас, впрочем, он не решил дальнейшего образа своих действий, но удовлетворился тем, что удостоверился в полном успокоении Архелая. Распустив затем собрание, император стал обсуждать вопрос о том, утвердить ли на престоле Архелая, или распределить эту власть между всеми представителями Иродовой семьи, которая ведь также нуждалась в поддержке.

Глава десятая

1. Пока, однако, император постановлял какое бы то ни было решение, мать Архелая, Малтака, заболела и умерла, а от сирийского наместника Вара было получено письмо, в котором он извещал о бунте иудеев. Дело в том, что после отплытия Архелая народ стал волноваться; сам Вар приехал, жестоко наказал зачинщиков восстания, по силе возможности успокоил волнующихся и возвратился в Антиохию, оставив в Иерусалиме один легион для подавления всякой попытки иудеев к восстанию. Впрочем, ему не вполне удалось подавить возмущение. Дело в том, что по отъезде Вара императорский наместник Сабин, оставшийся на месте, стал сильно удручать восстающих, рассчитывая на то, что при помощи оставленного ему войска он справится с ними и с народом. Он окружил себя значительным числом телохранителей, чем возбуждал лишь иудеев и побуждал их к возмущению. При этом он пытался насильно овладеть укреплениями и в своей алчности и своем корыстолюбии всецело предавался разысканию царских сокровищ.

2. При наступлении Пятидесятницы (так называется один из наших праздников) огромные толпы народа собрались в город не только с целью помолиться, но и для того, чтобы выразить свое негодование по поводу насилий Сабина; много явилось также галилеян, идумеян, иерихонцев, а также жителей Заиорданья; к ним присоединилось огромное множество иудеев, которые сильнее других пылали желанием отомстить Сабину. Все собравшиеся разбились на три отряда и расположились каждый отдельно, причем одни заняли ипподром, а из прочих двух отрядов один расположился вдоль восточной, южной и северной сторон святилища, а другой вдоль западной стороны, где находился царский дворец. У них были сделаны приготовления для осады отовсюду окруженных ими римлян. Сабин испугался такой массы врагов и опасался вспышки со стороны мужей, которые предпочли умереть, чем подчиниться, и всю свою доблесть полагали в победе; поэтому он немедленно послал Вару письмо и настоятельно просил его тотчас же поддержать его в крайней опасности, угрожающей оставленному им войску; он писал ему о возможности быть вскоре захваченными в плен и перебитыми. Сам он занял высокую башню крепости, так называемую Фазаелеву башню, воздвигнутую в честь Иродова брата Фазаеля и получившую свое название после убиения Фазаеля парфянами, и дал знак римлянам выступить против иудеев; и в то время как сам он не решался спуститься к друзьям своим, он считал возможным, чтобы другие умирали за него и за его любостяжание. Когда римляне рискнули сделать вылазку, произошел ожесточенный бой, в котором римляне одержали верх над врагами. Однако, невзирая на такое бедствие и несмотря на массу павших, иудеи не переставали сохранять мужество. Они сделали обход и взобрались на крыши галерей, окружающих снаружи храм; тут снова возгорелся ожесточенный бой, причем иудеи бросали сверху камни, либо прямо руками, либо из пращей; они были на это мастера. К ним также присоединились все стрелки [1340] , которые наносили римлянам значительный урон, потому что успели занять более возвышенную позицию и были недосягаемы для неприятельских дротиков, тогда как сами имели крупные преимущества перед врагами. В таком виде бой продолжался значительное время. Наконец римлянам надоело все это, и они, незаметно от иудеев, взобравшихся на крыши галерей, подожгли эти галереи. Так как они при этом кидали в огонь много горючего материала, то пламя быстро охватило крышу, деревянные части которой, особенно благодаря наличности массы смолы и воска, равно как покрытой лаком позолоты, вскоре были объяты пламенем. Таким образом, это великое и дивное сооружение превратилось в ничто, а находившиеся на крыше нашли тут нежданно свою гибель. Когда крыша рухнула, многие упали вместе с ней в огонь, других при этом застрелили враги. Отчаиваясь в своем спасении и страшась предстоящей участи, многие сами ринулись в огонь, другие же собственноручно покончили с собой при помощи своих мечей. Те, наконец, которые пытались спастись тем же путем, каким взобрались на крышу, были все перебиты римлянами вследствие своей безоружности, своего отчаяния и потери мужества, в которую их ввергала безоружность. Таким образом, ни один из тех, которые взобрались на крышу, не спасся. Римляне ринулись повсюду, где только можно было проникнуть, внутрь храма и старались овладеть богатствами последнего. При этом многое было разворовано солдатами, Сабин же унес на глазах у всех четыреста талантов [1341] .

вернуться
вернуться
вернуться